В этом суровом краю, окутанном вечной мглой, можно с уверенностью утверждать, что искусственные устои цивилизации не имеют никакой силы; здесь безраздельно властвуют первобытные узы крови и рода.
Опираясь на известные нам аналогии из истории варварских народов, киммерийское общество предстаёт перед нами обманчиво простым, но на деле — столь же сложным и суровым, как и породивший его ландшафт.
Вероятнее всего, личная верность здесь ценится выше жизни самостоятельной. Можно допустить, что многовековые кровавые распри, наследуемые из поколения в поколение, формируют социальный рельеф так же неумолимо, как ветер и дождь — очертания на скалах. И всё же, в час общей беды, эта самая яростная преданность способна, по всей видимости, превратить заклятых врагов в союзников, создавая несокрушимый щит перед лицом внешней угрозы.
Вероятнее всего, личная верность здесь ценится выше жизни самостоятельной. Можно допустить, что многовековые кровавые распри, наследуемые из поколения в поколение, формируют социальный рельеф так же неумолимо, как ветер и дождь — очертания на скалах. И всё же, в час общей беды, эта самая яростная преданность способна, по всей видимости, превратить заклятых врагов в союзников, создавая несокрушимый щит перед лицом внешней угрозы.
Мы вправе сделать вывод, что власть у этого народа не наследуется по праву крови, но завоёвывается в бою и утверждается мудростью на совете. Вожди, вероятно, возносятся и низвергаются в зависимости от своей доблести на поле брани и дальновидности в управлении, а их авторитет требует постоянного и неоспоримого подтверждения. Не трудно представить, что любая неудача ведёт к немедленному возвышению более достойного преемника.
Ранние заметки самого Роберта Говарда содержат намёк на некоего Короля Кумала, хотя этот персонаж так и не обрёл плоти в канонических хрониках Конана-киммерийца. Если же единовластие и существовало, то, возможно, оно было мимолётным — подобно вспышке пламени в суровой киммерийской ночи, угасшей прежде, чем институт монархии успел пустить корни.
Под прослойкой воинской элиты, мы можем вообразить жизнь землепашцев и ремесленников, чей каждодневный труд есть беспрестанная борьба за выживание. И даже здесь, в этом непрекращающемся усилии, должен гореть неугасимый огонь гордости. В краю, где каждое новое утро можно считать победой над безжалостной природой, одно лишь умение выжить уже сродни проявлению благородства.
В то время как «цивилизованный» юг широко практикует рабство, достоверно известно, что киммерийцы гнушаются сего обычая. «Мы не продаём своих детей», — провозгласил как-то Конан. Тем не менее, некоторые кланы, возможно, практиковали нечто вроде временного холопства, когда пленённые враги вынуждены были служить своим победителям — обычай, смягчённый, впрочем, суровым киммерийским этосом.
Обращая свой взор к повседневной жизни этой не знающей пощады земли — от прокопчённых дымом зал вождей до продуваемых всеми ветрами высот, где одинокие охотники выслеживают свою добычу, — мы можем лишь строить догадки о том, как же дети Крома вырывали своё существование из цепких когтей безжалостной судьбы.
Графические адаптации романов Роберта Говарда о Конане-киммерийце выпущенные в нашем издательстве.
Графические адаптации романов Роберта Говарда о Конане-киммерийце выпущенные в нашем издательстве.
